Автор На днях выбирался из городка, доставшегося по наследству, к отцу в село.
Первый автобус отходит в 5.25, поэтому из дома вышел затемно. Моя окраина еще сладко спала и пребывала во мраке — фонари и окна «выключены», а витрин здесь просто нет.
Моя провинция 4. Водитель автобуса
Ну, тем ярче небо. Звезды в нем, как ордена на голубом мундире генерала: мерцают, переливаются, гордятся недоступностью.
На центральных улицах – посветлее. Горят фонари, нет — нет, да и проедет машина. Тут уже веселее как-то.
А на автовокзале – ни души. Все двери заперты. Ветер гоняет по перрону пластиковые бутылки. Вдалеке горит фонарь, его луч — как лунная дорожка – по льду возвращается к нему же. Одна за другой из мрака показываются бездомные собаки. Подходят «познакомиться».
Познакомились и снова уковыляли в тень. Ветерок с морозцем шурует не по – весеннему: пальцы и в перчатках мерзнут.
С тревогой поглядываю на часы: возможен ли вообще автобус на этом «Марсе»?
Ровно в 5.25 к платформе подкатывает «транспорт»- крутой, как буханка хлеба.
В салоне автобуса светло и тепло и водитель — мой давнишний знакомый Степан, мы не виделись уж лет 15. Однако, узнал я его сразу по добродушной иронии в интонации, по голосу, по прическе. Волосы вот только стали совсем седыми у него.
И поехали, и так и ехали вдвоем, без других пассажиров и попутчиков. До села километров 25, добрались минут сорок, притом, что дороги пусты, как стол между обедом и ужином.
Ворочая обширную баранку, Степан рассуждал «за жизнь»:
— При коммунистах легче жилось, получка день в день, отпуск, премия. А теперь, не пойми что. У нас — частная лавочка, я уж и запутался, какой по счету у нас хозяин…
— Не платит?
— Гроши. И гарантий никаких. Раньше-то государство поддерживало, а теперь – где оно?
— Рынок. Что потопаешь, то и полопаешь…
Степан злорадно усмехается, пропускает выбоину между колес, стучит пальцем по спидометру:
— Стрелка что ли запала?.. Разворовали все, вот тебе и рынок. И этот, слышь, ворюга-то этот, что в Кирове за лес украденный судят. Судят, судят, а посадить никак не могут. Рука руку моет.
— Навальный?
— Во-во! Говорят, расследование какое-то показывали, особняки у него по всей стране, под Москвой, в Сочи, под Курском, и даже то ли в Испании, то ли во Франции винные и сырные заводы. С чего? С каких денег?!
Сидеть уж должен, а он по стране раскатывает.
— А с чего ты решил, что это особняки Навального?
— Да в гараже рассказывали… Или эти, говоруны украинские — по нашему телевизору, как ни включи, все языками чешут. Учат нас, как Россию надо любить. Вы своей Украине сначала ладу дайте. Чего вы к нам лезете?
Я, если на такую программу сразу не попадаю, так уж и ищу ее по каналам, чтоб на дураков поглядеть. И кто их только пускает в наши передачи? Прописались тут уже.
— Не смотри телевизор.
— А чего смотреть?
— Ну, не знаю, Интернет у тебя есть?
— А на кой он мне? Я с работы в 9 вечера прихожу домой, а в четыре утра ухожу. На телевизор только и успеешь глянуть, пока ужинаешь. Только из него и узнаешь, что в мире творится.
Степан со знанием дела, с уверенностью неоспоримой рассказывал о политике, и все в его представлении было четко, однозначно и черно- бело.
Он точно знал, кого сажать, кого миловать. Словом, кто прав, кто виноват, горе от ума и что делать.
Мне же хотелось разузнать про наше село, где я давно не был, — нет ли у Степана каких новостей? Когда-то мы с ним были односельчанами, он ухаживал за моей соседкой, и считался завидным женихом.
И, недаром! Всю жизнь он вкалывал, у него семья и дом, построенный своими руками. Неказистый, но крепкий и честный.
И репутация человека работящего — настоящего русского мужика, без тараканов.
И до сих пор он — надежный помощник своим сыну, дочке, и внукам. Потому, что сын и дочка «никак не могут в жизни устроиться и почти ничего не получают, хотя институты покончали».
Степану – за 60. Он в силе и при деле!
Однако все мои попытки перевести разговор на село, успеха почти не имели. Водителя больше интересовали глобальные проблемы: жизнь мира, страны, уже где-то на уровне области он терял свой интерес.
Но все же — в окнах его устной публицистики – я успел разузнать, что село наше почти все вымерло, а кто жив, те мыкают долю по городам…
Александр Калуцкий