Книга «Пехота» вышла в свет после ошеломительного успеха книги «Страшных историй». Кто помог с выходом, кто стал музой, как все было на самом деле и кому можно сказать горячее и искреннее СПАСИБО — вспоминает автор:
- Виталий Абрамов
- Как писалась «Пехота»
- Муки издательства
- Георгий Голиков
- Виталий Волобуев
- Владимир Лисапов
- Андрей Толстых
- Отзывы читателей невзначай
Вспомню я «Пехоту» — история публикации книги «Пехота» Александра Калуцкого
Первую книгу написать легко, попробуйте написать вторую! После
хороших продаж «Страшных историй» мне захотелось повторить
успех, и я замахнулся на создание романа.
И вот мне — в районе 25 лет, на дворе первая половина
девяностых.
Из самых ярких событий моей жизни — служба на флоте. Эту
тему я знал хорошо, а потому решил разработать ее.
Если конкретнее — написать книгу в жанре армейского юмора. О,
этот жанр! Тогда я и ведать не ведал насколько он коварен,
неуловим, подобно миражу.
Кажется, что произведений в этом стиле хоть пруд пруди. А на
деле — раз, два и обчелся.
Ну что приходит на ум, Швейк?
Да, книга великая, ну и она оценивается читателями полярно. То
есть, одни фанатеют, другие не понимают, среднего не дано. Я
принадлежу ко вторым.
В эти размышления я ввергся гораздо позднее выхода моей
книги. А тогда я начал ее писать.
Виталий Абрамов
И тут надо рассказать вот о чем, вернее, о ком. С определенного
момента на страницах газеты, где я работал, стали мелькать
статьи неизвестного В. Абрамова, которого я и в глаза не видел,
но его упоительными текстами буквально зачитывался.
В них, в этих журналистских материалах прослеживался
писательский подход, даже в самой маленькой заметке, словно
бы автор ваял не журналистские опусы, а художественные
произведения — завораживали смелость и новаторство метода,
свой стиль.
А еще у автора было непревзойденное чувство юмора.
Это качество в людях я ценю особо!
«Мимо меня пробежала могучая служебная овчарка, таща на
поводке упирающегося, смешливого капитана в сбитой на
затылок фуражке, которую он грациозно придерживал рукой.
Собака тут же скрылась за телефонной будкой, вдернув за собой
и спутника, успевшего дать на прощанье очередь из отборного
мата».
Примерно так «разминал» Абрамов свое перо. Позже
выяснилось, что это наш новый сотрудник, выпускник
воронежского журфака, прибывший по распределению.
Мне долго пришлось ждать пока свежеиспеченный коллега
устанет в погоне за своими сенсациями и проявится в редакции, а
когда он, наконец, устал, мы познакомились.
И хотя Виталий Абрамов не намного старше, он стал для меня
кумиром. Я ходил за ним с раскрытым ртом и пытался постичь
чудесную природу его стиля. Сейчас Виталий Викторович
возглавляет «Белмедиа», он крестный отец моей дочери, и, по
сути, соавтор романа, поскольку некоторые приемы его
изложения я взял на вооружение и использовал в своем
творчестве.
Как писалась «Пехота»
Но, вернемся к роману, который я озаглавил «Пехота».
В общежитии, в своей комнате, за отсутствием сносного стола, я
барабанил его на табуретке, разместив на ней адскую печатную
машинку, которая стучала так, что у соседей со стен лавинами
шли обои и штукатурка.
Тогда я уже насобачился печатать, даже двумя пальцами, вечно
измазанными графитной лентой, которую в моей машинке все
время приходилось подматывать.
И я творил, поскуливая от возвышенных чувств и страдая от
неразделенной любви.
«Вот напишу роман, прославлюсь, хватитесь тогда, что меня не
любили, крепко пожалеете об этом»! Коварно очерчивал я для
себя главный стимул.
А если серьезно, «Пехота» была для меня чем- то вроде
палочки- выручалочки. Когда внешний мир и мое внутреннее
мироощущение приходили в совсем уж жесткое противоречие, я
придвигал табуретку к постели, размашисто и яростно фигачил
свою рукопись, как говорится, в будни и праздники, в дождь и
пургу.
Помню даже писал в новогоднюю ночь, когда не удалось
пристроиться на праздник ни к одной компании.
Снаружи стремительно менялись времена года, как пейзажи в
дороге. То крыши покрывали пушистые снега, то по низинам
расстилались ярко — желтые ковры Мать и мачехи, то окна бело
пенила цветущая сирень, а я все молотил и молотил по клавишам
своей списанной с редакционного баланса электрической
машинки со славным названием «Ятрань».
«По невероятному стечению обстоятельств на загадочном
острове, затерянном в Индийском океане, пересекаются судьбы
американской порнозвезды, авантюристки и любительницы
острых ощущений и командира советского батальона морской
пехоты — сентиментального служаки с замашками живодера»…
Такой синопсис был у книги!
И вот последний лист рукописи кособоко вылез из каретки. Мне
как-то даже было жаль расставаться с героями. Правда, они и не
собирались со мной расставаться, они сели мне на шею и хором
требовали, издай!
Но как?
Муки издательства
По новому закону редакция моей любимой газеты «Наш
Белгород» уже не имела право печатать книги. Эти права перешли к самостоятельным коммерческим издательствам,
которые стали урожаить, как «маслята после теплого дождя».
Они торговали лицензиями на книгоиздание, и лицензии эти
стоили денег.
И пошел я тогда не куда — нибудь, а прямиком в мэрию
Белгорода. Я был корреспондентом газеты, которую
финансировала городская администрация, так что, вроде бы, все
логично. Как говорится, и будни общие, и праздники одни!
Георгий Голиков
Иду к тогдашнему мэру Георгию Георгиевичу Голикову, горожане
до сих пор вспоминают его добрым словом, это был, поистине
«народный» мэр. Он, по моему, до сих пор живет в своей
скромной квартирке в панельном доме.
Двери его кабинета всегда были открыты для посетителей, в них я
прямо и вкатился:
— Беда,- говорю, — Георгий Георгиевич, — я книгу написал.
Он отвечает:
— А дай почитать?
Я даю, но прошу:
— Только рукопись не замыльте, она у меня в одном экземпляре.
Ох, уж эта рукопись! Тут читайте, тут не читайте, тут текст с
обратной стороны, а тут я рыбу заворачивал.
Не знаю, как Жор Жорыч (так, любя, называли Голикова в городе)
боролся с ней, но как-то все же он исхитрился доехать ее до
конца и решил денег на издание дать.
А деньги, между прочим, не малые. И перечисляются они
прямиком на счета издательства. А там издатель, важный,
уважаемый седовласый писатель, страшно обрадовавшийся
моему визиту.
Взахлеб хвалил роман, а еще больше свою жену —
великолепного корректора, которая за отдельную плату,
самоотверженно бралась сравнять грамматические и
орфографические кочки моего гениального текста.
Виталий Волобуев
Тут в моей жизни возник замечательный белгородский поэт
Виталий Волобуев, первый читатель «Пехоты». Именно ему
данное издательство поручило заново набрать рукопись —
Виталий подрабатывал в этой конторе, он набирал тексты на
каких- то просто космических скоростях!
Не покривлю против истины, если скажу, что Волобуев совершил,
по сути, подвиг, ведь набирать ему пришлось с моих ужасных
страниц, где пропечатанные буквы сидели, как прихлопнутые
мухи, концы предложений упрыгивали в крылечки, а рукописные,
перепутанные, двухэтажные правки выдавливались не то, что на
поля, а захлестывались на спины листов.
Очень жалею, что Виталий Волобуев не мой близкий друг. Хотел
бы дружить с таким человеком.
Он не просто набрал текст, он сделал это с душой, дал свои
талантливые рекомендации.
Казалось бы, печатай, издатель. Вот тебе внятная, четкая,
полновесная рукопись!
Ну он и «отпечатал».
По тогдашним технологиям, прежде, чем отправить макет в
типографскую машину, матрицы надо было вывести на пленке.
И вот беру я эти пленки и вижу, что текст на них не правленный,
ни Волобуевым, ни великолепным корректором. То есть мои
«шариковые» изначальные правки,в первом варианте рукописи,
проигнорированы.
То есть, на пленках — брак.
— Прости, мил человек, — мнется благообразный, седовласый
издатель. — Так вышло, и ничего уже не исправишь. И денежки, тю
— тю, пленка-то истрачена… Да ты сходи опять к Голикову. Он
добрый и снова проплатит.
Было досадно и стыдно. Стыдно, прежде всего, перед мэром.
Ведь я так халатно расплескал ту чистую возможность, что он
мне дал — не доглядел, не изучил.
Владимир Лисапов
И вдруг звонит Владимир Лисапов, незнакомый на тот момент
мне человек, начинающий белгородский книгоиздатель. Он как
раз купил типографскую машину, каким-то чудом видел мою
рукопись и сказал примерно следующее:
— Давай напечатаем твою «Пехоту»? Совсем бесплатно я не могу
выгнать тираж, но минимизирую затраты. Найди деньги лишь на
бумагу.
И называет смешную сумму, примерно, в четверть моей
зарплаты.
Мне Галина Ивановна Колосова, наш великодушный
редакционный бухгалтер выписала эти деньги под получку. Мой
верный соавтор художник Сергей Расковалов размашисто, в «два
штриха», нарисовал обложку. И уже дней через 10 я держал, как
живую, дышащую свежей типографской краской книгу в своих
руках, как пышный, горячий и аппетитный пирожок.
Разве такое забудешь?!
Прежде всего понес ее Голикову. Кричу, Георгий Георгиевич, беда
обернулась радостью. Вот книга!
Позднее, на одной из встреч мэра с нашим редакционным
коллективом, Голиков вспомнил «Пехоту», сказал, что его тесть
— своеобразный камертон в плане литературы, и ему ( тестю)
настолько понравилась моя книга, что он просил написать
продолжение.
Ну а тогда, почти весь небольшой тираж этой пошел в розничную
продажу. Монополист на этом рынке «Роспечать» претерпевала организационную трансформацию, «Пехота» в основном была
представлена на редких частных лотках, и шла она слабо.
Не было той агрессивной рекламы от противного, которая
сопровождала «Страшные истории», к тому же, как говорили
знатоки, само армейское название книги не привлекало женщин,
а это, как минимум, половина читателей — покупателей.
Андрей Толстых
Тем не менее, худо — бедно тираж разошелся.
И тут моя особая благодарность книготорговцу, книгочею и
знатоку литературы Андрею Толстых, он как мог, всегда
бескорыстно продвигал мои книги. Имея тонкий литературный
вкус — он и сам неплохо пишет.
Кстати, Андрей до сих пор несет книги в массы. Его
беспрецедентная, трепетная верность делу вызывает уважение.
Помнится, Толстых даже отзыв на «Пехоту» опубликовал в
«Белгородской правде» — изящный, точный, ироничный и тонкий.
Были и журналисты, бравшие у меня интервью- те редкие случаи,
когда задаю вопросы не я, а мне. Очень приятно было ощущать в
ходе этих бесед, что книга интервьюэрам нравится, они ее знают,
а моя персона вызывает у них интерес.
Отзывы читателей
Не обошлось и без критики — «Пехоту» в пух и прах разнес какой-
то прапорщик из военкома, подписавшийся инициалами: «До того
она была мне противна, что я прочитал ее всю. До того она меня
не зацепила, что пишу вам письмо».
А самый курьезный случай произошел у меня на берегу реки
Везелки. Там, на пляже я встретил случайного читателя, который
знает роман… наизусть.
Парни играли в пляжный волейбол, и этот праздный ценитель
моего творчества неожиданно прокомментировал подачу мяча на
сторону соперника цитатой из этой книги.
Меня он не знал. И я спросил, откуда он взял эти строчки?
— Они из одной книги. Как хреново, так перечитываю, — ответил он,
щурясь на реку, — и привел еще несколько выдержек, которые я,
впрочем, не считаю удачными.
Недавно был звонок из Израиля. Некий коллекционер сетовал,
что дал книжку подруге из Киева, а та ее «замылила».
Спрашивал, нельзя ли у меня добыть еще экземпляр? Он
собиратель редких книг и считал ее одним из ценных раритетов.
Не знаю, потеряла ли равнодушно та украинская подружка
книжку, или умышленно оставила себе. Хочется думать, что
второе, ведь это будет означать, что и женщинам она
небезразлична.
Вот такая история.
А уже году в 2010 я случайно открыл свою книгу, ту самую
«Пехоту» и ужаснулся. Не мог поверить, что это написал я! Столь
небрежно, неточно и вычурно вообще редко кто может написать.
И пришлось мне заново переписывать свой роман, и весь 2011
год я его прилежно переиначивал. И снова солнце, океан, песок,
матовая галька бухты и сизые выхлопы дизельного топлива,
ползуче стелящиеся над каменистыми берегами.
«Ах вы, горе — патриоты,
Нет на вас морской пехоты»…
Сейчас, исправленный и дополненный, он опубликован на
Прозе.ру под названием «Куяло».
— Зря ты название поменял, — сказал мне брат Владимир.- И,
вообще, напрасно ты затеял всю эту петрушку с переделыванием.
Твоя «Пехота» если и была чем интересна, так это своими
лучезарными косяками и симпатичной творческой отвагой автора
— дилетанта.
У Владимира свое чувство юмора.
Вот лет через десять возьмусь опять переписывать, глядишь, и
верну исходный заголовок.